Разумеется, читатель вправе задаться вопросом о том, насколько происхождение еврея влияло на его социальный статус, на каком принципе складывалась еврейская аристократия.
Того, кто привык пользоваться самим понятием «аристократия» в классическом европейском смысле этого слова, ждет глубокое разочарование. В сущности, сколько-нибудь определяющее значение происхождение еврея имело разве что в синагоге и при решении вопросов, касающихся создания семьи: левиты и коэны, то есть потомки колена Леви и вышедшего из этого колена первосвященника Аарона, обладали определенным кругом привилегий во время молитвы, а коэны – и определенные ограничения при вступлении в брак. Во всем остальном они были такими же членами общины, как и прочие, и в зависимости от того, как сложилась их жизнь, могли быть бедны или богаты, занимать или не занимать какие-либо важные должности внутри еврейской общины. Конечно, происхождение еврея играло определенную роль в отношении к нему окружающих: скажем, в том случае, если он был потомком знаменитого раввина или хасидского цадика. Но фактор этот вступал в силу только в том случае, если он сам шел по пути своих знаменитых предков. Именно в связи с этим «Пиркей Авот» подчеркивает, что «знание Торы не передается по наследству» – потомок знаменитых раввинов может превратиться в «ам ха-ареца», и тогда отношение к нему будет соответственное, а «ам ха-арец» может сделаться великим раввином, к которому, независимо от материального положения, все окружающие будут относиться с почтением.
Веселые нищие
«Что касается самих обитателей Тунеядовки, то они, не про вас будь сказано, люди бедные, можно сказать – нищие. Но нужно воздать им должное – бедняки они веселые, жизнерадостные, неунывающие. Если спросить невзначай тунеядовского еврея, как и чем он перебивается, бедняга в первую минуту не найдет, что ответить, растеряется. А придя в себя, проговорит смиренно:
– Я? Как я живу? Да так… Есть на свете Бог, скажу я вам, который печется о всех своих созданиях… Вот и живем… Авось Он, скажу я вам, и впредь не оставит нас своими милостями.
– Чем же вы все-таки занимаетесь? Знаете какое-нибудь ремесло или другим чем кормитесь?
– Грех жаловаться… Господь Бог одарил меня голосом. По праздникам я молюсь у амвона. Обрезание делаю, мацу раскатываю мастерски, иной раз молодого человека с девицей сосватаю… Кроме того, я, между нами, содержу шинок, который «доится» помаленьку, а коза у меня, не сглазить бы, и вообще неплохо доится. К тому же здесь неподалеку есть у меня богатый родственник – и его на крайний случай подоить можно. А помимо всего прочего, скажу я вам, есть на свете Бог, да и евреи – народ жалостливый, сердобольный. Так что, скажу я вам, нечего Господа гневить.
И еще нужно воздать должное тунеядовцам – люди они без причуд, в нарядах неприхотливы, да и в еде не слишком привередливы. Истрепался, к примеру, субботний кафтан, расползается по швам, грязноват – ну, что поделаешь! Все-таки он, как-никак, атласный, блестит! А что местами сквозь него, как в решето, голое тело видать, так кому какое дело? Кто станет приглядываться? Да и чем это зазорнее голых пяток? А пятки разве не часть человеческого тела?»
В этом небольшом отрывке, принадлежащем перу «дедушки идишской литературы» Менделе Мойхер-Сфориму, отразились, пожалуй, все приметы жизни, да и вся жизненная философия обитателей еврейского местечка позапрошлого века, символом которого и стала созданная им Тунеядовка.
Само это название, разумеется, не было случайным: как и многие другие сторонники «гаскалы», Менделе Мойхер-Сфорим видел причину бедственного экономического положения значительной части еврейского народа прежде всего в самом его мировоззрении и исторически сложившемся образе жизни, при котором мужская часть населения предпочитала большую часть времени проводить над изучением Торы и Талмуда, не овладевая «полезными профессиями» и практически не занимаясь производительным трудом.
Впрочем, бедность была неотъемлемой спутницей еврейской жизни практически во все времена, во все эпохи. По мнению историков, имущественное расслоение внутри еврейского народа началось еще в эпоху заселения Земли Израиля, территория которой, согласно ТАНАХу, была вначале поровну разделена между всеми коленами и еврейскими семьями (за исключением колена левитов, не получивших своего надела). Но вплоть до разрушения Первого Храма это расслоение еще не приобрело столь глубокого характера, как в последующие эпохи. Правда, уже и в те далекие времена образовались сословия крупных землевладельцев, богатых торговцев и служащих при дворце царя, чьи доходы и материальная обеспеченность позволяли им вести образ жизни, разительно отличающийся от образа жизни простого пастуха или землепашца.
Во времена Второго Храма, после возвращения евреев из вавилонского плена, расслоение на богатых и бедных становится настолько глубоким, что его уже никак нельзя игнорировать. Правда, при этом стоит помнить о том, что евреи создали свою, уникальную модель общества. Будучи ненавистниками рабства, непрестанно напоминающими самим себе о том, что их предки были рабами в Египте, евреи не знали ни рабовладельческого, ни феодального строя, но это не избавляло еврейское общество от социальной дифференциации. Многие страницы ТАНАХа представляют собой обвинения еврейских пророков в адрес богачей, нарушающих законы Торы, обманывающих своих поденных рабочих и не оказывающих должной помощи неимущим.
Вопросам взаимоотношения между богачами и бедняками уделяется немало места и в Талмуде, в высказываниях еврейских мудрецов, часть из которых была фантастически богата, тогда как другая часть влачила поистине полунищенское, а то и просто нищенское существование. Именно мудрецы Талмуда окончательно и сформулировали то самое отношение иудаизма к бедности, которое столь ярко отражено в монологе типичного жителя Тунеядовки.
Любопытно, что именно в Талмуде впервые вводятся понятия «абсолютной» и «относительной бедности», которыми потом будут оперировать многие экономические учения. Задавшись вопросом о том, кому положено давать пожертвования («трумот»), еврейские мудрецы немедленно задались вопросом о том, кого именно следует считать бедняком, а кого и вовсе нищим.
Ответ на него, кажется, лежит на поверхности: нищий – это человек, лишенный элементарных средств к существованию, который не в состоянии удовлетворить свои самые необходимые потребности. Бедняком же следует назвать человека, удовлетворяющего по минимуму свои первичные потребности и потребности своей семьи.
Но, приняв такой ответ, еврейские мудрецы тут же его отвергают.
Во-первых, по той причине, что в разные эпохи изменяется само понятие о человеческих потребностях, а во-вторых, потому, что одно и то же материальное положение разные люди могут оценивать по-разному. Скажем, нищий, обретший свой дом и небольшое хозяйство, с полным правом может считать себя богачом. В то же время богач, обладавший когда-то несколькими дворцами и толпой слуг, но растерявший свое состояние и переселившийся в небольшой дом, в котором он вынужден сам вести хозяйство, чувствует себя бедняком, ведь уровень его жизни стал намного ниже, чем тот, который он вел раньше.
И Талмуд приходит в итоге к парадоксальному выводу: в первую очередь пожертвование должно быть сделано в пользу обедневшего богача, а не «разбогатевшего» нищего.
Кстати, в Талмуде приводится и предельно четкое определение того, что такое нищета и чем нищий отличается от бедняка.
Согласно еврейским мудрецам, нищим следует считать человека, стоимость всего движимого и недвижимого имущества которого не превышает 200 зуз, то есть минимальную сумму, необходимую человеку для того, чтобы, не занимаясь никаким трудом, прожить один год. К примеру, если человек, тяжело заболев, может, распродав все свое имущество, просуществовать на вырученные от этой продажи деньги не более года – его смело можно зачислять в нищие. Если же денег, вырученных от продажи имущества хватит на куда более длительный срок, скажем, на два-три года, значит, он просто беден. Ну, а если человек может, ничем не занимаясь и не продавая ничего из своего имущества, существовать несколько лет исключительно на свои сбережения, его вполне можно считать богачом.